Борев Ю. Б. Б 82 Эстетика. В 2-х т. Т. 1 5-е изд
Скачать 6.72 Mb.
|
| диалектичным) мышлением: процесс осознания противоречивой сущности жизни, рождения и умирания, борьбы и единства. Третий (высший) путь: откровения мирового разума (гармония — тайна, ее разгадка — в мировом разуме, т. е. Логосе). Эмпедокл (ок. 490 — ок. 430 до н. э.) считал, что мир состоит из четырех первоэлементов: огня, воздуха, воды и земли. Эти первоэлементы соединяет Любовь, рождающая гармонию и красоту, а разъединяет Вражда, вызывающая хаос и безобразное (см.: Аристотель. Метафизика, 684 и 32). Для Эмпедокла все эти процессы непрерывны и бесконечны: Ибо соединение все вещи рождает и губит, А они вновь распадаются, когда разрывается связь (всех частей). И эта постоянная смена никогда не прекращается: То любовью соединяется все воедино, То, напротив, враждою ненависти все несется в разные стороны137. Пифагорейцы поставили вопрос о гармонии мира еще в самой общей форме. Для Гераклита гармония — единство борющихся противоположностей. Для Эмпедокла гармония — единство множества. Натурфилософии и эстетике Эмпедокла присуща идея эволюционизма. Из пузырей тины возникают растения, а позже и разрозненные отдельные органы животных: так выросло множество голов без шеи, блуждали голые руки, лишенные плеч, двигались глаза, лишенные лба. Это первый период существования мира — эпоха одночленных органов. Во втором периоде одночленные органы случайно и хаотично соединяются, наступает эпоха чудовищ — 13/ Simpl. Phys., 157, 25. Цит. по кн.: История философии. В 3 тт. — Т. I. — М., 1941. — С. 82. 89 цельных существ, не имевших гармонии в соединении органов. В третьем периоде появились «цельноприродные существа». Но они еще не имели красивого соединения членов. В четвертый период (современная эпоха) появляются животные и люди, целесообразно и гармонично организованные. Для Эмпедокла эволюция живого есть в то же время и эстетическая эволюция мира, восхождение от низшего к высшему, ко все более сложной и целесообразной организации живого, процесс рождения красоты и гармонии. Древнегреческие атомисты Левкипп и Демокрит свое атомистическое учение распространяли на теорию познания, на этику и на эстетику. По Демокриту, благо человека в его блаженстве, благодушии: «Самое лучшее для человека провести жизнь возможно более благодушествуя и как можно менее печалясь; и он достигнет этого, если не будет искать наслаждения в том, что смертно» (фр. 189). Этика благодушия у древнегреческого атомиста сочетается с эстетикой прекрасного и с принципом утилитаризма: «не следует стремиться ко всякому наслаждению, но только к такому, которое связано с прекрасным» (фр. 207); «отказывайся от наслаждения, которое не полезно» (фр. 74). Демокрит выдвинул категорию меры и развил гедонистическую концепцию: жить нужно наслаждаясь, однако «не следует стремиться ко всякому наслаждению, но только к такому, которое связано с прекрасным»; «прекрасна во всем соразмерность»; «мне не нравится ни недостаток, ни переизбыток» (фр. 102); «тому, кто преступает правильную меру, самое приятное может стать самым неприятным» (фр. 233). Позже Аристотель придал понятию «мера» особое значение. Многогранную разработку категории прекрасного дал Сократ (V в. до н. э.). Мы знаем о его идеях по изложению Ксенофонта и Платона. Сократ был про 90 славленным мастером диалога. Платон в «Пире», «Гип- пии Большем» и других диалогах передает эстетические высказывания Сократа, впрочем, в уста персонажей часто вкладывает свои мысли. Софисты утверждали, что нет и не может быть общезначимого критерия истины, добра, красоты. Сократ же обосновывал возможность таких общих критериев. Сократ впервые попытался определить понятие красоты через сравнение его со смежными понятиями. Ксенофонт в «Воспоминаниях о Сократе» (III. 8) свидетельствует, что Сократ видел многообразие прекрасных предметов. Он утверждал, что на человека, прекрасного в беге, не похож человек, прекрасный в борьбе; щит, прекрасный для защиты, не похож на метательное копье, прекрасное для того, чтобы с силой быстро лететь. Сократ связывает прекрасное с утилитарным. Он спрашивает Аристиппа (пересказ Ксенофонта): «А ты думаешь... что хорошее — одно, а прекрасное — другое? Разве ты не знаешь, что все по отношению к одному и тому же прекрасно и хорошо?» Доводя до крайности точку зрения Сократа, Аристипп спрашивает: «Так и навозная корзина — прекрасный предмет? Да, клянусь Зевсом, отвечал Сократ, и золотой щит — предмет безобразный, если для своего назначения первая сделана прекрасно, а второй — дурно. Ты хочешь сказать, что одни и те же предметы бывают и прекрасны и безобразны? — спросил Аристипп. Да, клянусь Зевсом, отвечал Сократ, ровно как и хороши и дурны: часто то, что хорошо от голода, бывает дурно от лихорадки и, что хорошо от лихорадки, дурно от голода; часто то, что прекрасно для бега, безобразно для борьбы, а то, что прекрасно для борьбы, безобразно для бега: потому что все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо приспособлено, и, наоборот, дурно и безобразно по отношению к тому, для чего оно дурно приспособлено». 91 92 В другом отрывке (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, IV. 6) также пересказывается утилитаристская точка зрения Сократа: «Стало быть, полезное есть благо для того, кому оно полезно? Мне кажется, да, отвечал Евфидем. А прекрасное можем ли мы определить как-нибудь иначе? Или же есть на свете тело, сосуд или другой какой предмет, который ты называешь прекрасным, про который ты знаешь, что он прекрасен для всего? Клянусь Зевсом, нет, отвечал Евфидем. Так не прекрасно ли употреблять каждый предмет для того, для чего он полезен? Конечно, отвечал Евфидем. А бывает ли прекрасен каждый предмет для чего-нибудь другого, как не для того, для чего его прекрасно употреблять? Ни для чего другого, отвечал Евфидем. Стало быть, полезное прекрасно для того, для чего оно полезно? Мне кажется, да, отвечал Евфидем». Если досократики говорили о красоте как о качестве мира, то Сократ одним из первых в истории пытается дать развернутый ответ на вопрос, какова природа прекрасного, в чем его сущность. Сократ задается целью ответить не только на вопрос «что прекрасно?», но и «что есть прекрасное?» В диалоге Платона «Гиппий Больший»147 Сократ прямо ставит этот вопрос. Спор Гиппия и Сократа полон глубокого фи- лософско-теоретического смысла (при этом объективное изложение сократовской точки зрения норою перетекает в собственно платоновские рассуждения). Сама форма диалога способствует диалектическому рассмотрению предмета. И хотя Сократ мудр, а Гип- 147 См.: Платон. Соч. В 3 тт. — М., 1971. — Т. 1. — С. 158—186. пий глуп и хвастлив, обе спорящие стороны высказывают подчас мысли одинаково верные и одинаково важные для всесторонней характеристики объекта исследования. В диалоге последующая фраза часто противоречит предыдущей, но каждая из них есть характеристика одной из сторон прекрасного, а все вместе они дают его многогранное теоретическое объяснение. Сократ действует методом наведения и старается подвести своего собеседника к правильному пониманию проблемы. На вопрос Сократа «что есть прекрасное?» Гип- пий отвечает: «Прекрасная девушка». Это исходный момент в исследовании прекрасного — признание его конкретности. Но прекрасное обладает не только конкретностью и единичностью, но и многообразием и всеобщностью, и Сократ подчеркивает эту сторону прекрасного в своем возражении Гиппию: «...а прекрасная кобыла, которую даже бог прославил в известном изречении, разве не есть что-то прекрасное?» Это указывает на поговорку: «Из городов самый красивый — Аргос, из лошадей — фракийские, из женщин — спартанские». Тем самым прекрасное характеризуется еще и как наилучшее, наисовершеннейшее в своем роде. Для Сократа прекрасное многообразно: «...а прекрасная кобылица... а прекрасная лира... а прекрасный горшок разве не есть что-то прекрасное?» Он подводит собеседника к выводу, что прекрасное есть общее, проявляющееся через единичное; конкретность, обладающая всеобщностью. Гиппию кажется неудобным ставить в один ценностный ряд прекрасную женщину и горшок. Тогда Сократ вводит идею о степенях красоты. Для определения степени красоты предмета нужно сопоставить его с другими предметами. Сократ вспоминает изречение Гераклита: «Из обезьян прекраснейшая безобразна, если сравнить ее с человеческим родом... Из людей мудрейший по сравнению с богом покажется обезьяной — и по мудрости, и по красоте, и по всему остальному». Не без юмора продолжая мысль Гераклита и обращая ее против Гиппия, Сократ говорит: «Прекраснейший из 93 94 горшков безобразен в сравнении с породой девичьей, как утверждает мудрец Гиппий». Пытаясь отыскать эталон прекрасного, Гиппий предполагает, что это золото, на которое обменивается все. Однако Сократ выражает сомнение: ведь Фидий сделал прекрасную скульптуру Афины не из золота, а из слоновой кости. Более того, в сочетании с глиняным горшком прекрасна фиговая ложка, а золотая безобразна. Тогда, может быть, прекрасное — это обыденное, нормальное, общепринятое, веками сложившееся и освященное традициями течение жизни? «...Я утверждаю, — говорит Гиппий, — что всегда и везде прекраснее всего для каждого мужа быть богатым, здоровым, пользоваться почетом у эллинов и, достигнув старости и устроив своим родителям, когда они умрут, прекрасные похороны, быть прекрасно и пышно погребенным своими детьми». Однако Сократ замечает, что здесь не схватывается исключительное: ведь на героев, рожденных бессмертными богами, и на самих богов это определение нераспространимо, а им нельзя отказать в красоте. Тогда возникает суждение: прекрасное — уместное, подходящее, пригодное. Но Сократ напоминает, что существует пригодное для совершения зла. Тогда не есть ли прекрасное то, что пригодно к совершению добра, то есть полезное? Это определение также отвергается: «Определение прекрасного, будто оно есть полезное... вовсе не есть самое прекрасное определение»157. Возникает сенсуалистическо-гедонистический подход к прекрасному как источнику удовольствия: «...прекрасное — это приятное благодаря слуху и зрению», а «приятное, связанное со всеми остальными ощущени 15/ Различение полезного и прекрасного принадлежит Сократу — персонажу платоновского диалога. Реальный же Сократ считал, что полезное прекрасно для того, для чего оно полезно. В передаче Ксенофонта (он объективно излагает точку зрения спорящих) Сократ выступает как последовательный сторонник отождествления полезного и прекрасного (красота — полезность предмета). ями, получаемыми от пищи, питья, любовных утех» выносится за пределы прекрасного. Далее Платон различает физически и духовно прекрасное; в уста Сократа вкладывается вопрос: разве прекрасные действия и законы бывают нам приятны через слух и зрение? Изложением утилитаристской точки зрения заканчивается платоновский пересказ сократовского взгляда на прекрасное в диалоге «Гиппий Больший». Далее идет уже собственно платоновское изложение проблемы. Предпринимается попытка сочетать утилитарное, сенсуалистически-гедонистическое и этическое определения: прекрасное — «удовольствие, которое полезно», а полезно «то, чем производится добро». Но Платон различает добро и красоту. Его Сократ говорит: «...ни благо не может быть прекрасным, ни прекрасное — благом, если только каждое из них есть нечто иное». Столкновение мнений Гиппия и Сократа так и не приводит к окончательному определению прекрасного. Но эта дискуссия теоретически не бесплодна: в ходе ее прекрасное всесторонне анализируется. Как высший вывод полемики звучит заключительная фраза диалога: «Прекрасное — трудно». В диалоге Платона «Пир» дается определение красоты: «Прекрасное существует вечно, оно не уничтожается, не увеличивается, не убывает. Оно ни прекрасно здесь, ни безобразно там... ни прекрасно в одном отношении, ни безобразно в другом». Перед познающим его человеком прекрасное «не предстанет в виде какого-то облика, либо рук, либо какой иной части тела, ни в виде какой-либо речи, либо какой-либо науки, ни в виде существующего в чем-либо другом в каком-нибудь живом существе или на земле, или на небе, или в каком-либо другом предмете...» Прекрасное выступает здесь как вечная идея, чуждая изменчивому миру вещей. Такое понимание прекрасного вытекает из философской концепции Платона, утверждавшей, что чувственные вещи — тени идей. Идеи же — неизменные духовные сущности, составляющие истинное бытие. 95 96 В диалоге «Филеб» Платон утверждает, что красота не присуща самим живым существам или картинам, а она «прямое и круглое», то есть абстрактная красота поверхности тела, форма, отделенная от содержания: «...я называю это прекрасным не по отношению к чему-либо... но вечно прекрасным самим по себе, по своей природе»167. По Платону, красота не есть природное свойство предмета. Она «сверхчувственна» и неприродна. Познать прекрасное можно, только находясь в состоянии одержимости, вдохновения, через воспоминание бессмертной души о том времени, когда она еще не вселилась в смертное тело и пребывала в мире идей. Восприятие красоты-доставляет особое наслаждение. В уже упоминавшемся диалоге «Пир» Платон раскрывает свое понимание пути познания красоты. Персонаж этого диалога мудрая женщина Диотима излагает «теорию эроса» (сверхчувственного постижения красоты). Эрос — мистический энтузиазм, сопровождающий диалектическое восхождение души к идее прекрасного. Эрос — философская любовь как стремление к постижению сущности мира, к истине, добру, красоте. Платон намечает путь от созерцания телесной красоты (нечто незначительное) до постижения духовной красоты (наивысший этап познания красоты — постижение ее через знание). Идею красоты человек может познать, согласно Платону, только в особом одержимом состоянии (вдохновении). Вечное и бессмертное начало присуще смертному человеческому существу. Для приближения к прекрасному как к идее необходимо воспоминание бессмертной души о том времени, когда она еще не вселилась в смертное тело. В. Ф. Асмус подчеркивает: «Прекрасное усматривается, по Платону, интуицией. Эта интуиция — не чувственное, но интеллектуальное, или, иначе, созерцание прекрасного умом, без вспомогательных средств чувственности и воображения. Созерцание пре 167 Платон. Соч. В 3 тт. — М., 1971. — Т. 3. — Ч. 1. — С. 66. красного относится к познанию первого рода, т. е. к интуитивному познанию идеи прекрасного, И по бытию, и по познанию, прекрасное объявляется у Платона сущностью запредельной чувственному миру, идеальной и умопостигаемой»17/. Благо, будучи наивысшей идеей, едва доступно познанию. «По Платону, идея блага, неуловимая одной идеей, может быть уловлена при помощи сочетания трех идей, в числе которых на первом месте Платон называет идею красоты»187. Платон связал эстетическую категорию прекрасного с философскими категориями бытия и познания и с этической категорией блага. Итак, Платон охарактеризовал прекрасное как свойство особого рода, как продукт объективных идей |
Похожие:
 | Б 82 Эстетика. В 2-х т. Т. 2 5-е изд., допол,- смоленск: Русич, 1997. 640 с.: ил | | Рекомендовано Научно-методическим советом по философии Министерства образования Российской Федерации в качестве учебника по курсу... |
| Эстетика – это философская дисциплина, которая изучает специфическое, ценностное отношение человека к миру с позиции красоты. Эстетика... | | ... |
| Книга польского музыковеда Лиссы «Эстетика киномузыки» представляет собой капитальный труд, посвященный вопросу о роли музыки в создании... | | М-89 Муза Д. Е. Этика и эстетика: Учебное пособие (для студентов всех специальностей очной и заочной форм обучения). – Изд. 2-е,... |
| Эстетика — философия Красоты. Для отца Павла Флоренского Красота — онтологична, исполнена бытия. Она — одно из проявлений присутствия... | | П 78 теория перевода (с английского языка на русский и с русского языка на английский): Уч на англ яз. – Владивосток: Изд-во Дальневост... |
| Эстетика словесного творчества / Сост. С. Г. Бочаров; Текст подгот. Г. С. Бернштейн и Л. В. Дерюгина; Примеч. С. С. Аверинцева и... | | Алексеев П. В., Панин А. В. Философия: Учебник. – 3-е изд., перераб и доп. – М.: Тк велби, Изд-во Проспект, 2003. — 608 с |