ﾵС. Г. Кара-Мурза. Манипуляция сознаниемﾧ
Скачать 11.46 Mb.
|
Имущественное неравенство создает в обществе "разность потенциалов" - сильное неравновесие, которое может поддерживаться только с помощью политической власти. Великий моралист и основатель политэкономии Адам Смит так и определил главную роль государства в гражданском обществе: "Приобретение крупной и обширной собственности возможно лишь при установлении гражданского правительства. В той мере, в какой оно устанавливается для защиты собственности, оно становится, в действительности, защитой богатых против бедных, защитой тех, кто владеет собственностью, против тех, кто никакой собственности не имеет". Речь здесь идет именно о гражданском правительстве, то есть о правительстве в условиях гражданского общества. До этого, при "старом режиме", власть не распределялась частицами между гражданами, а концентрировалась у монарха, обладавшего не подвергаемым сомнению правом на господство (и на его главный инструмент - насилие). Как и в любом государстве, власть монарха (или, скажем, генсека) нуждалась в легитимации - приобретении авторитета в массовом сознании. Но она не нуждалась в манипуляции сознанием. Отношения господства при такой власти были основаны на "открытом, без маскировки, императивном воздействии - от насилия, подавления, господства до навязывания, внушения, приказа - с использованием грубого простого принуждения". Иными словами, тиран повелевает, а не манипулирует. Этот факт подчеркивают все исследователи манипуляции общественным сознанием, отличая способы воздействия на массы в демократических и авторитарных или тоталитарных режимах. Вот суждения видных американских ученых: Специалист по средствам массовой информации З.Фрейре: "До пробуждения народа нет манипуляции, а есть тотальное подавление. Пока угнетенные полностью задавлены действительностью, нет необходимости манипулировать ими". Ведущие американские социологи П.Лазарсфельд и Р.Мертон: "Те, кто контролируют взгляды и убеждения в нашем обществе, прибегают меньше к физическому насилию и больше к массовому внушению. Радиопрограммы и реклама заменяют запугивание и насилие". Известный и даже популярный специалист в области управления С.Паркинсон дал такое определение: "В динамичном обществе искусство управления сводится к умению направлять по нужному руслу человеческие желания. Те, кто в совершенстве овладели этим искусством, смогут добиться небывалых успехов". Хотя идеология, эта замена религии для гражданского общества, возникла как продукт Научной революции и Просвещения, в Европе, главным создателем концепции и технологии манипуляции массовым сознанием с самого начала стали США. Впрочем, они - порождение Европы (как говорили уже в XVIII веке, США - более Европа, чем сама Европа) Здесь, на пространствах, свободных от традиций старых сословных культур, возник индивидуум в самом чистом и полном виде. У "отцов нации" и состоятельного слоя Соединенных Штатов появилась острая потребность контролировать огромную толпу свободных индивидов, не прибегая к государственному насилию (оно было попросту невозможно и противоречило самой идейной основе американского индивидуализма). В то же время не было возможности взывать к таким этическим нормам, как уважение к авторитетам - США заселили диссиденты Европы, отрицающие авторитет. Так возник новый в истории тип социального управления, основанный на внушении. Писатель Гор Видал сказал, что "американскую политическую элиту с самого начала отличало завидное умение убеждать людей голосовать вопреки их собственным интересам". В целом, один из ведущих специалистов по американским средствам массовой информации профессор Калифорнийского университета Г.Шиллер дает такое определение: "Соединенные Штаты совершенно точно можно охарактеризовать как разделенное общество, где манипуляция служит одним из главных инструментов управления, находящегося в руках небольшой правящей группы корпоративных и правительственных боссов... С колониальных времен власть имущие эффективно манипулировали белым большинством и подавляли цветные меньшинства". Можно сказать, что американцы совершили научный и интеллектуальный подвиг. Шутка ли - создать в кратчайший срок новаторскую технологию управления обществом. То, что в других обществах складывалось тысячи лет, что в европейской культуре имело в своей основе уже огромные, обобщающие философские труды (такие, как "Политика" Аристотеля и "Республика" Платона), в США было сконструировано на голом месте, по-новому, чисто научным и инженерным способом. Герберт Маркузе отмечает это огромное изменение: "Сегодня подчинение человека увековечивается и расширяется не только посредством технологии, но и как технология, что дает еще больше оснований для полной легитимации политической власти и ее экспансии, охватывающей все сферы культуры". Подчинение не посредством технологии, а как технология! Тиран создать технологию не мог, он всего лишь подчинял людей с ее помощью, причем используя весьма примитивные системы (топор и плаха - уже технология). В США создавалась именно технология, и на это работал и работает большой отряд обученных, профессиональных интеллектуалов. Г.Шиллер отмечает: "Там, где манипуляция является основным средством социального контроля, как, например, в Соединенных Штатах, разработка и усовершенствование методов манипулирования ценятся гораздо больше, чем другие виды интеллектуальной деятельности". Можно сказать: что в деле манипуляции специалисты США достигли совершенства - они обращают на службу правящим кругам даже те общественные течения, которые, казалось бы, как раз находятся в оппозиции к власти этих кругов. Известный американский ученый Ноам Хомский в книге "Необходимые иллюзии: контроль над сознанием в демократических обществах" пишет, что в течение 80-х годов правительству Рейгана и Буша в США удавалось проводить крайне правую социальную и милитаристскую политику при том, что в общественном мнении происходил сильный сдвиг в сторону социал-демократических принципов. При опросах подавляющее большинство поддерживало введение государственных гарантий полной занятости, государственное медицинское обслуживание и строительство детских садов, а соотношение сторонников и противников сокращения военных расходов было 3:1. Почти половина населения США была уверена, что фраза "от каждого по способностям, каждому по потребностям" - статья Конституции США, а вовсе не лозунг из Коммунистического манифеста Маркса. Философы Адорно и Хоркхаймер, столь уважаемые нашими либеральными интеллигентами, в книге "Диалектика Просвещения" представили организацию всей жизни в США как "индустрию культуры, являющуюся, возможно, наиболее изощренной и злокачественной формой тоталитаризма". Так что речь, если на то пошло, идет не о выборе между демократией и тоталитаризмом, а между разными типами тоталитаризма (или разными типами демократии - название зависит от вкуса). Если обращаться не к дешевой пропаганде по телевидению, а читать серьезные книги, то мы узнаем, что в самой западной философской мысли "демократических" иллюзий давно уже нет. Монтескье в своей теории гражданского общества предложил идею разделения властей, считая, что это ограничит тиранию исполнительной власти. Эти надежды не сбылись, что наглядно показала история Запада. В конце XIX века писатель Морис Жоли даже написал веселую книгу "Диалог в аду между Макиавелли и Монтескье", в которой тень Макиавелли как теоретика циничной и жестокой исполнительной власти в два счета объяснила Монтескье, как легко государь может манипулировать другими "ветвями власти" просто потому, что именно он контролирует финансы, даже не прибегая к более жестким средствам. А они тоже, когда надо, применяются. Когда философы пишут всерьез, они отбрасывают ругательства вроде "тоталитаризма" или "культа личности", а говорят о двух типах деспотизма - восточном и западном. Современный французский философ С.Московичи видит главное отличие западного типа в том, что он опирается на контроль не над средствами производства, а над средствами информации и использует их как нервную систему: "Они простирают свои ответвления повсюду, где люди собираются, встречаются и работают. Они проникают в закоулки каждого квартала, каждого дома, чтобы запереть людей в клетку заданных сверху образов и внушить им общую для всех картину действительности. Восточный деспотизм отвечает экономической необходимости, ирригации и освоению трудовых мощностей. Западный же деспотизм отвечает прежде всего политической необходимости. Он предполагает захват орудий влияния или внушения, каковыми являются школа, пресса, радио и т.п... Все происходит так, как если бы шло развитие от одного к другому: внешнее подчинение уступает место внутреннему подчинению масс, видимое господство подменяется духовным, незримым господством, от которого невозможно защититься". Представление же, будто наличие "демократических механизмов" само по себе обеспечивает свободу человека, а их отсутствие ее подавляет - плод наивности почти неприличной. В какой-то мере эта наивность была еще простительна русским в начале века, но и тогда уже Бердяев писал: "Для многих русских людей, привыкших к гнету и несправедливости, демократия представлялась чем-то определенным и простым - она должна была принести великие блага, должна освободить личность. Во имя некоторой бесспорной правды демократии мы готовы были забыть, что религия демократии, как она была провозглашена Руссо и как была осуществлена Робеспьером, не только не освобождает личности и не утверждает ее неотъемлемых прав, но совершенно подавляет личность и не хочет знать ее автономного бытия. Государственный абсолютизм в демократиях так же возможен, как в самых крайних монархиях. Такова буржуазная демократия с ее формальным абсолютизмом принципа народовластия... Инстинкты и навыки абсолютизма перешли в демократию, они господствуют во всех самых демократических революциях". Строго говоря, как только манипуляция сознанием превратилась в технологию господства, само понятие демократии стало чисто условным и употребляется лишь как идеологический штамп. В среде профессионалов этот штамп всерьез не принимают. В своей "Энциклопедии социальных наук" Г.Лассуэлл заметил: "Мы не должны уступать демократической догме, согласно которой люди сами могут судить о своих собственных интересах". Раз уж мы заговорили о демократии и тоталитаризме, надо на минуту отвлечься и выделить особый случай: что происходит, когда в обществе с "тоталитарными" представлениями о человеке и о власти вдруг революционным порядком внедряются "демократические" правила? Неважно, привозят ли демократию американские военные пехотинцы, как на Гаити или в Панаму, бельгийские парашютисты, как в Конго, или отечественные идеалисты, как весной 1917 года в России. В любом случае это демократия, которая не вырастает из сложившегося в культуре "ощущения власти", а привносится как прекрасный заморский плод. Возникает гибрид, который, если работать тщательно и бережно, может быть вполне приемлемым (как японская "демократия", созданная после войны оккупационными властями США). Но в большинстве случаев этот гибрид ужасен, как Мобуту. Для нас этот вариант важен потому, что вот уже больше десяти лет проблема демократии и тоталитаризма стала забойной темой в промывании наших мозгов. А в действительности мы, даже следуя логике наших собственных демократов, как раз получаем упомянутый гибрид: на наше "тоталитарное" прошлое, на наше "тоталитарное" мышление наложили какую-то дикую мешанину норм и понятий (мэры и префекты вперемешку с Думой, дьяками и тысячью партий). Итак, Россия никогда не была "гражданским обществом" свободных индивидуумов. Говоря суконным языком, это было корпоративное, сословное общество (крестьяне, дворяне, купцы да духовенство - не классы, не пролетарии и собственники). Мягче, хотя и с насмешкой, либеральные социальные философы называют этот тип общества так: "теплое общество лицом к лицу". Откровенные же идеологи рубят честно: тоталитаризм. Как ведут себя люди такого общества, когда им вдруг приходится создавать власть (их обязывают быть "демократами")? Это мы видим сегодня и поражаемся, не понимая - народ выбирает людей никчемных, желательно нерусских, и очень часто уголовников. Между тем удивляться тут нечему. Этот архетип, эта подсознательная тяга проявилась уже в начальный момент становления Руси, когда управлять ею пригласили грабителей-варягов. Этому есть объяснение низкое, бытовое, и есть высокое, идеальное. Давайте вспомним "чистый" случай гибридизации власти, когда после февральской революции 1917 г. и в деревне, и в городе пришлось сразу перейти от урядников и царских чиновников к милиции, самоуправлению и "народным министрам". Что произошло? Нам оставил скрупулезное, день за днем, описание тех событий М.Пришвин в своих дневниках. Он был чуть ли не единственный писатель, который провел годы революции в деревне, в сердце России, на своем хуторе в Елецком уезде Орловской губернии. И не за письменным столом - сам пахал свои 16 десятин (ему даже запретили иметь работника). Кроме того, он действительно был в гуще всех событий, так как был делегатом Временного комитета Государственной Думы по Орловской губернии, ежедневно заседал в своем сельском комитете, объезжал уезды и волости. Временами бывал в Петербурге - в министерствах, Думе и Совете. В своем отчете в Думу от 20 мая он пишет, что в комитеты и советы крестьяне выбирают уголовников. "Из расспросов я убедился, что явление это в нашем краю всеобщее", - пишет Пришвин. Приехав в начале сентября в столицу и поглядев на министра земледелия лидера эсеров Чернова, Пришвин понял, что речь не о его крае, а о всей России. Вот его запись 2 сентября: "Чернов - маленький человек, это видно и по его ужимкам, и улыбочкам, и пространным, хитросплетенным речам без всякого содержания. "Деревня" - слово он произносит с французским акцентом и называет себя "селянским министром". Видно, что у него ничего за душой, как, впрочем, и у большинства настоящих "селянских министров", которых теперь деревня посылает в волость, волость в уезд, уезд в столицу. Эти посланники деревенские выбираются часто крестьянами из уголовных, потому что они пострадали, они несчастные, хозяйства у них нет, свободные люди, и им можно потому без всякого личного ущерба стоять за крестьян. Они выучивают наскоро необходимую азбуку политики, смешно выговаривают иностранные слова, так же, как посланник из интеллигенции Чернов смешно выговаривает слова деревенские с французским de. "Селянский министр" и деревенские делегаты психологически противоположны настоящему мужику". Как же реально создается эта власть и как рассуждают те, кто желает ей подчиниться? Пришвин записал ход таких собраний. Вот один случай, 3 июля 1917 г. Выборы в комитет, дело важное, т.к. комитет, в отличие от совета, ведет хозяйственные дела. Кандидат Мешков ("виски сжаты, лоб утюжком, глаза блуждают. Кто он такой? Да такой - вот он весь тут: ни сохи, ни бороны, ни земли"). Мешков - вор. Но ведущий собрание дьякон находит довод: "- Его грех, товарищи, явный, а явный грех мучит больше тайного, все мы грешники! И дал слово оправдаться самому Мешкову. Он сказал: - Товарищи, я девять лет назад был судим, а теперь я оправдал себя политикой. По новому закону все прощается! - Верно! - сказали в толпе. И кто-то сказал спокойно: - Ежели нам не избирать Мешкова, то кого нам избирать. Мешков человек весь тут: и штаны его, и рубашка, и стоптанные сапоги - все тут! Одно слово, человек-оратор, и нет у него ни лошади, ни коровы, ни сохи, ни бороны, и живет он из милости у дяди на загуменье, а жена побирается. Не выбирайте высокого, у высокого много скота, земля, хозяйство, он - буржуаз. Выбирайте маленького. А Мешков у нас - самый маленький. - Благодарю вас, товарищи, - ответил Мешков, - теперь я посвящу вас, что есть избирательная урна. Это есть секретный вопрос и совпадает с какой-нибудь тайной, эту самую тайну нужно вам нести очень тщательно и очень вежливо и даже под строгим караулом! И призвал к выборам: - Выбирайте, однако, только социалистов-революционеров, а которого если выберете из партии народной свободы, из буржуазов, то мы все равно все смешаем и все сметем!". Вот это и есть - гибрид демократии и "теплого общества". В результате, как пишет Пришвин, после февраля всего за полгода "власть была изнасилована" ("за властью теперь просто охотятся и берут ее голыми руками"). И охотиться за властью, насиловать ее могут именно люди никчемные: |
Похожие:
 | Сергей Георгиевич Кара-Мурза, Александр Александрович Александров, Михаил Алексеевич Мурашкин, Сергей Анатольевич Телегин. На пороге... | | Но вирус остался в ее организме, болезнь нашла новые уязвимые точки, кризис оказался гораздо тяжелее. Зашаталась и стала рассыпаться... |
| Но вирус остался в ее организме, болезнь нашла новые уязвимые точки, кризис оказался гораздо тяжелее. Зашаталась и стала рассыпаться... | | Но вирус остался в ее организме, болезнь нашла новые уязвимые точки, кризис оказался гораздо тяжелее. Зашаталась и стала рассыпаться... |
| Но вирус остался в ее организме, болезнь нашла новые уязвимые точки, кризис оказался гораздо тяжелее. Зашаталась и стала рассыпаться... | | Потом эта книга переиздавалась, поменьше в ней стало эмоций, побольше размышлений, но главного изменять не пришлось. И в Курган‑Тюбе,... |
| Магдалина, А. А. Орден Света. Кара небесная [Текст] / Анна Анатольевна Магдалина; под ред. А. Н. Серова, Л. Н. Постниковой, О. В.... | | Не будем возноситься так высоко, рациональный подход и даже просто здравый смысл ведут к выводу, что для России переход к манипуляции... |
| Не будем возноситься так высоко, рациональный подход и даже просто здравый смысл ведут к выводу, что для России переход к манипуляции... | | Любой вид радиосвязи осуществляется при помощи электромагнитных волн, распространяющихся в пространстве со скоростью света |