Michael Seregin «Избранное. Повести и рассказы»
Скачать 3.88 Mb.
|
| Виктор Драгунский Денискины рассказы Michael Seregin «Избранное. Повести и рассказы»: «Планета детства», «Издательство Астрель», «АСТ»; Москва; 2000 ISBN 5‑237‑03296‑6 Аннотация Веселые рассказы о мальчике Дениске и его друзьях. Виктор Драгунский. Денискины рассказы. «Он живой и светится...» Однажды вечером я сидел во дворе, возле песка, и ждал маму. Она, наверно, задерживалась в институте, или в магазине, или, может быть, долго стояла на автобусной остановке. Не знаю. Только все родители нашего двора уже пришли, и все ребята пошли с ними по домам и уже, наверно, пили чай с бубликами и брынзой, а моей мамы все еще не было… И вот уже стали зажигаться в окнах огоньки, и радио заиграло музыку, и в небе задвигались темные облака — они были похожи на бородатых стариков… И мне захотелось есть, а мамы все не было, и я подумал, что, если бы я знал, что моя мама хочет есть и ждет меня где‑то на краю света, я бы моментально к ней побежал, а не опаздывал бы и не заставлял ее сидеть на песке и скучать. И в это время во двор вышел Мишка. Он сказал: — Здорово! И я сказал: — Здорово! Мишка сел со мной и взял в руки самосвал. — Ого! — сказал Мишка. — Где достал? А он сам набирает песок? Не сам? А сам сваливает? Да? А ручка? Для чего она? Ее можно вертеть? Да? А? Ого! Дашь мне его домой? Я сказал: — Нет, не дам. Подарок. Папа подарил перед отъездом. Мишка надулся и отодвинулся от меня. На дворе стало еще темнее. Я смотрел на ворота, чтоб не пропустить, когда придет мама. Но она все не шла. Видно, встретила тетю Розу, и они стоят и разговаривают и даже не думают про меня. Я лег на песок. Тут Мишка говорит: — Не дашь самосвал? — Отвяжись, Мишка. Тогда Мишка говорит: — Я тебе за него могу дать одну Гватемалу и два Барбадоса! Я говорю: — Сравнил Барбадос с самосвалом… А Мишка: — Ну, хочешь, я дам тебе плавательный круг? Я говорю: — Он у тебя лопнутый. А Мишка: — Ты его заклеишь! Я даже рассердился: — А плавать где? В ванной? По вторникам? И Мишка опять надулся. А потом говорит: — Ну, была не была! Знай мою доброту! На! И он протянул мне коробочку от спичек. Я взял ее в руки. — Ты открой ее, — сказал Мишка, — тогда увидишь! Я открыл коробочку и сперва ничего не увидел, а потом увидел маленький светло‑зеленый огонек, как будто где‑то далеко‑далеко от меня горела крошечная звездочка, и в то же время я сам держал ее сейчас в руках. — Что это, Мишка, — сказал я шепотом, — что это такое? — Это светлячок, — сказал Мишка. — Что, хорош? Он живой, не думай. — Мишка, — сказал я, — бери мой самосвал, хочешь? Навсегда бери, насовсем! А мне отдай эту звездочку, я ее домой возьму… И Мишка схватил мой самосвал и побежал домой. А я остался со своим светлячком, глядел на него, глядел и никак не мог наглядеться: какой он зеленый, словно в сказке, и как он хоть и близко, на ладони, а светит, словно издалека… И я не мог ровно дышать, и я слышал, как стучит мое сердце, и чуть‑чуть кололо в носу, как будто хотелось плакать. И я долго так сидел, очень долго. И никого не было вокруг. И я забыл про всех на белом свете. Но тут пришла мама, и я очень обрадовался, и мы пошли домой. А когда стали пить чай с бубликами и брынзой, мама спросила: — Ну, как твой самосвал? А я сказал: — Я, мама, променял его. Мама сказала: — Интересно! А на что? Я ответил: — На светлячка! Вот он, в коробочке живет. Погаси‑ка свет! И мама погасила свет, и в комнате стало темно, и мы стали вдвоем смотреть на бледно‑зеленую звездочку. Потом мама зажгла свет. — Да, — сказала она, — это волшебство! Но все‑таки как ты решился отдать такую ценную вещь, как самосвал, за этого червячка? — Я так долго ждал тебя, — сказал я, — и мне было так скучно, а этот светлячок, он оказался лучше любого самосвала на свете. Мама пристально посмотрела на меня и спросила: — А чем же, чем же именно он лучше? Я сказал: — Да как же ты не понимаешь?! Ведь он живой! И светится!.. ^ Один раз мы с Мишкой делали уроки. Мы положили перед собой тетрадки и списывали. И в это время я рассказывал Мишке про лемуров, что у них большие глаза, как стеклянные блюдечки, и что я видел фотографию лемура, как он держится за авторучку, сам маленький‑маленький и ужасно симпатичный. Потом Мишка говорит: — Написал? Я говорю: — Уже. — Ты мою тетрадку проверь, — говорит Мишка, — а я — твою. И мы поменялись тетрадками. И я как увидел, что Мишка написал, так сразу стал хохотать. Гляжу, а Мишка тоже покатывается, прямо синий стал. Я говорю: — Ты чего, Мишка, покатываешься? А он: — Я покатываюсь, что ты неправильно списал! А ты чего? Я говорю: — А я то же самое, только про тебя. Гляди, ты написал: «Наступили мозы». Это кто такие — «мозы»? Мишка покраснел: — Мозы — это, наверно, морозы. А ты вот написал: «Натала зима». Это что такое? — Да, — сказал я, — не «натала», а «настала». Ничего не попишешь, надо переписывать. Это все лемуры виноваты. И мы стали переписывать. А когда переписали, я сказал: — Давай задачи задавать! — Давай, — сказал Мишка. В это время пришел папа. Он сказал: — Здравствуйте, товарищи студенты… И сел к столу. Я сказал: — Вот, папа, послушай, какую я Мишке задам задачу: вот у меня есть два яблока, а нас трое, как разделить их среди нас поровну? Мишка сейчас же надулся и стал думать. Папа не надулся, но тоже задумался. Они думали долго. Я тогда сказал: — Сдаешься, Мишка? Мишка сказал: — Сдаюсь! Я сказал: — Чтобы мы все получили поровну, надо из этих яблок сварить компот. — И стал хохотать: — Это меня тетя Мила научила!.. Мишка надулся еще больше. Тогда папа сощурил глаза и сказал: — А раз ты такой хитрый, Денис, дай‑ка я задам тебе задачу. — Давай задавай, — сказал я. Папа походил по комнате. — Ну слушай, — сказал папа. — Один мальчишка учится в первом классе "В". Его семья состоит из пяти человек. Мама встает в семь часов и тратит на одевание десять минут. Зато папа чистит зубы пять минут. Бабушка ходит в магазин столько, сколько мама одевается плюс папа чистит зубы. А дедушка читает газеты, сколько бабушка ходит в магазин минус во сколько встает мама. Когда они все вместе, они начинают будить этого мальчишку из первого класса "В". На это уходит время чтения дедушкиных газет плюс бабушкино хождение в магазин. Когда мальчишка из первого класса "В" просыпается, он потягивается столько времени, сколько одевается мама плюс папина чистка зубов. А умывается он, сколько дедушкины газеты, деленные на бабушку. На уроки он опаздывает на столько минут, сколько потягивается плюс умывается минус мамино вставание, умноженное на папины зубы. Спрашивается: кто же этот мальчишка из первого "В" и что ему грозит, если это будет продолжаться? Все! Тут папа остановился посреди комнаты и стал смотреть на меня. А Мишка захохотал во все горло и стал тоже смотреть на меня. Они оба на меня смотрели и хохотали. Я сказал: — Я не могу сразу решить эту задачу, потому что мы еще этого не проходили. И больше я не сказал ни слова, а вышел из комнаты, потому что я сразу догадался, что в ответе этой задачи получится лентяй и что такого скоро выгонят из школы. Я вышел из комнаты в коридор и залез за вешалку и стал думать, что если это задача про меня, то это неправда, потому что я всегда встаю довольно быстро и потягиваюсь совсем недолго, ровно столько, сколько нужно. И еще я подумал, что если папе так хочется на меня выдумывать, то, пожалуйста, я могу уйти из дома прямо на целину. Там работа всегда найдется, там люди нужны, особенно молодежь. Я там буду покорять природу, и папа приедет с делегацией на Алтай, увидит меня, и я остановлюсь на минутку, скажу: «Здравствуй, папа», — и пойду дальше покорять. А он скажет: «Тебе привет от мамы…» А я скажу: «Спасибо… Как она поживает?» А он скажет: «Ничего». А я скажу: «Наверно, она забыла своего единственного сына?» А он скажет: «Что ты, она похудела на тридцать семь кило! Вот как скучает!» А что я ему скажу дальше, я не успел придумать, потому что на меня упало пальто и папа вдруг прилез за вешалку. Он меня увидел и сказал: — Ах ты, вот он где! Что у тебя за такие глаза? Неужели ты принял эту задачу на свой счет? Он поднял пальто и повесил на место и сказал дальше: — Я это все выдумал. Такого мальчишки и на свете‑то нет, не то что в вашем классе! И папа взял меня за руки и вытащил из‑за вешалки. Потом еще раз поглядел на меня пристально и улыбнулся: — Надо иметь чувство юмора, — сказал он мне, и глаза у него стали веселые‑веселые. — А ведь это смешная задача, правда? Ну! Засмейся! И я засмеялся. И он тоже. И мы пошли в комнату. ^ У меня в табеле одни пятерки. Только по чистописанию четверка. Из‑за клякс. Я прямо не знаю, что делать! У меня всегда с пера соскакивают кляксы. Я уж макаю в чернила только самый кончик пера, а кляксы все равно соскакивают. Просто чудеса какие‑то! Один раз я целую страницу написал чисто‑чисто, любо‑дорого смотреть — настоящая пятерочная страница. Утром показал ее Раисе Ивановне, а там на самой середине клякса! Откуда она взялась? Вчера ее не было! Может быть, она с какой‑нибудь другой страницы просочилась? Не знаю… А так у меня одни пятерки. Только по пению тройка. Это вот как получилось. Был у нас урок пения. Сначала мы пели все хором «Во поле березонька стояла». Выходило очень красиво, но Борис Сергеевич все время морщился и кричал: — Тяните гласные, друзья, тяните гласные!.. Тогда мы стали тянуть гласные, но Борис Сергеевич хлопнул в ладоши и сказал: — Настоящий кошачий концерт! Давайте‑ка займемся с каждым инди‑виду‑ально. Это значит с каждым отдельно. И Борис Сергеевич вызвал Мишку. Мишка подошел к роялю и что‑то такое прошептал Борису Сергеевичу. Тогда Борис Сергеевич начал играть, а Мишка тихонечко запел: Как на тоненький ледок Выпал беленький снежок… Ну и смешно же пищал Мишка! Так пищит наш котенок Мурзик. Разве ж так поют! Почти ничего не слышно. Я просто не мог выдержать и рассмеялся. Тогда Борис Сергеевич поставил Мишке пятерку и поглядел на меня. Он сказал: — Ну‑ка, хохотун, выходи! Я быстро подбежал к роялю. — Ну‑с, что вы будете исполнять? — вежливо спросил Борис Сергеевич. Я сказал: — Песня гражданской войны «Веди ж, Буденный, нас смелее в бой». Борис Сергеевич тряхнул головой и заиграл, но я его сразу остановил: — Играйте, пожалуйста, погромче! — сказал я. Борис Сергеевич сказал: — Тебя не будет слышно. Но я сказал: — Будет. Еще как! Борис Сергеевич заиграл, а я набрал побольше воздуха да как запою: Высоко в небе ясном Вьется алый стяг… Мне очень нравится эта песня. Так и вижу синее‑синее небо, жарко, кони стучат копытами, у них красивые лиловые глаза, а в небе вьется алый стяг. Тут я даже зажмурился от восторга и закричал что было сил: Мы мчимся на конях туда, Где виден враг! И в битве упоительной… Я хорошо пел, наверное, даже было слышно на другой улице: Лавиною стремительной! Мы мчимся вперед!.. Ура!.. Красные всегда побеждают! Отступайте, враги! Даешь!!! Я нажал себе кулаками на живот, вышло еще громче, и я чуть не лопнул: Мы врезалися в Крым! Тут я остановился, потому что я был весь потный и у меня дрожали колени. А Борис Сергеевич хоть и играл, но весь как‑то склонился к роялю, и у него тоже тряслись плечи… Я сказал: — Ну как? — Чудовищно! — похвалил Борис Сергеевич. — Хорошая песня, правда? — спросил я. — Хорошая, — сказал Борис Сергеевич и закрыл платком глаза. — Только жаль, что вы очень тихо играли, Борис Сергеевич, — сказал я, — можно бы еще погромче. — Ладно, я учту, — сказал Борис Сергеевич. — А ты не заметил, что я играл одно, а ты пел немножко по‑другому! — Нет, — сказал я, — я этого не заметил! Да это и не важно. Просто надо было погромче играть. — Ну что ж, — сказал Борис Сергеевич, — раз ты ничего не заметил, поставим тебе пока тройку. За прилежание. Как — тройку? Я даже опешил. Как же это может быть? Тройку — это очень мало! Мишка тихо пел и то получил пятерку… Я сказал: — Борис Сергеевич, когда я немножко отдохну, я еще громче смогу, вы не думайте. Это я сегодня плохо завтракал. А то я так могу спеть, что тут у всех уши позаложит. Я знаю еще одну песню. Когда я ее дома пою, все соседи прибегают, спрашивают, что случилось. — Это какая же? — спросил Борис Сергеевич. — Жалостливая, — сказал я и завел: Я вас любил… Любовь еще, быть может… Но Борис Сергеевич поспешно сказал: — Ну хорошо, хорошо, все это мы обсудим в следующий раз. И тут раздался звонок. Мама встретила меня в раздевалке. Когда мы собирались уходить, к нам подошел Борис Сергеевич. — Ну, — сказал он, улыбаясь, — возможно, ваш мальчик будет Лобачевским, может быть, Менделеевым. Он может стать Суриковым или Кольцовым, я не удивлюсь, если он станет известен стране, как известен товарищ Николай Мамай или какой‑нибудь боксер, но в одном могу заверить вас абсолютно твердо: славы Ивана Козловского он не добьется. Никогда! Мама ужасно покраснела и сказала: — Ну, это мы еще увидим! А когда мы шли домой, я все думал: «Неужели Козловский поет громче меня?» |
Добавить документ в свой блог или на сайт
Похожие:
 | ... | | В книгу вошли лучшие рассказы, повести, главы из романов осетинских писателей в переводе на русский язык |
| Сверкающее кольцо казачьих сабель под утро распалось на мгновение на севере, подрезанное горячими струйками пулемета, и в щель прорвался... | | Рассказы в деловом, изобличительном роде оставляют в читателе очень тяжелое впечатление; потому я, признавая их пользу и благородство,... |
| Тайным Городом? Об этом – в повести Вадима Панова «Паутина противостояния», давшей название книге. А еще в нее вошли рассказы дюжины... | | Хаармс, Шардам, Хармс-Дандан и т д. Дело в том, что Хармс полагал, что неизменное имя приносит несчастье, и брал новую фамилию как... |
| По повести А. С. Пушкина "Капитанская дочка" Действие повести "Капитанская дочка" происходит во время восстания Бмельяна Пугачева.... | | Повести-«гистории» Петровского времени: тип героя, связь с фольклором и традицией западноевропейского авантюрного романа, место в... |
| Ковалеву приснилась: «Впрочем, все это, что ни описано здесь, виделось маиору во сне». В «Современнике» Гоголь усилил фантастический... | | «Повести покойного Ивана Петровича Белкина» – цикл повестей Александра Сергеевича Пушкина, состоящий из 5 повестей и выпущенный им... |