Скачать 5.74 Mb.
|
Ветер, слетающий со склонов Чингиза, несет с собой горную прохладу, и внизу, смешиваясь с прогретым на солнце душным воздухом, растекается по степи ароматными, ласкающими струями… Но вся эта земная райская радость и очарование – для кого? Конечно, есть кому на земле вкусить эту радость… Но для этих двух скорбных, согбенных людей все кончено – для них радостей рая на земле нет. Перед ними на невысоком зеленом холмике высится свежая земляная могила, обозначенная с той стороны, где Мекка, серой каменной глыбой. Всей душой, глазами, всеми помыслами своими, скорбящие в майский яркий день, – они там, на вершине холмика, где их ожидает могила. А вокруг мир зеленый, радостный так напоминает им обоим любимого Кутжана, такого же веселого, жизнерадостного, беззаботного и здорового, как майский день. Таким он был год назад. И при воспоминании о нем сердца у обоих наполняются тоской, тяжестью и печалью. Кодар разменял седьмой десяток, это крепко поседевший старик, могучий, громадный, настоящий великан, – но вся невероятная телесная сила его словно ушла в землю, убитая горем. В молодости это был славный батыр, искусно владевший тяжелым копьем – найзагер. За всю жизнь до этих дней печали никто никогда не мог сказать о нем что-нибудь предосудительное. Кто среди властителей сильнее, чей род многочисленнее и богаче, старшина справедлив или самодур – всем этим он никогда не интересовался. Жил своей семьей, в ладу с родной степью, довольствовался малым, пил свой айран. Не любил особенно выходить на люди, не любил слушать разные степные сплетни, не вмешивался в мудреные разговоры. И потому не только среди чужих и дальних – но и среди единоплеменников и сородичей мало кто мог похвастаться, что хорошо знает Кодара. И сам он привечал только некоторых, немногих, родичей из Бокенши да из Борсак, в своем племени он был теперь уже из числа последних в роду. Всего за полгода старого батыра свела на нет смерть единственного сына Кутжана. Человеку жить стало незачем – на что еще надеяться, к чему устремиться в этом опостылевшем мире? Опереться больше не на кого, выхода никакого нет – там, где правит смерть. Даже думать обо всем этом не было смысла. Единственной душой, которая разделяла с ним неизмеримое безутешное горе, была невестка, сама тоже угасающая и от безысходной скорби постепенно теряющая разум. Ей стало все равно, что ожидает ее во тьме будущего. Обокраденная судьбою в любви, в женском счастье, она уже ничего другого не хотела. Тихое, незаметное для других людей ее великое, нежное, сладостное супружеское счастье после смерти Кутжана отвергало всякие новые возможности; только лишь предположив, что на его месте может оказаться кто-нибудь другой, она приходила в ужас, и тогда ей казалось, что Кутжан умер еще раз. Несчастная от рождения, она была круглой сиротой. Кутжан увел ее из далекого края и привез домой в том году, когда он ездил к роду Сыбан в поисках родственников по материнской линии – нагаши. У Камки никакой родни на свете не было, и теперь никто ее не ожидал, некому было ее забрать обратно. Кроме этого дома, кроме мужа и его старого отца, заботам о которых она отдала всю себя, Камка не имела ничего родного в этом мире. Увидев искреннюю любовь и верность сироты, которая наконец-то нашла свой кров и свою семью, старый Кодар проникся к ней отцовской нежностью. Он полюбил ее не меньше своего сына Кутжана. Стал родным отцом для них обоих. Уверенный в истинности своих чувств, Кодар полагал, что эту свою отцовскую любовь к несчастной Камке он пронесет до самой смерти. Прошло должное время, и однажды Жампеис, приемный жилец в их доме, вернулся с горных пастбищ. Встретившись там с другими пастухами, услышал от них что-то такое недостойное, что никак не мог, по своему простодушию, вразумительно и понятно пересказать Кодару. Но и одно только то, что Жампеис успел передать, вызвало в старом батыре такое возмущение, что он велел тому немедленно замолчать и ни слова не произносить более. А слухи, доставленные с гор Жампеисом от людей, которым скучно и тоскливо живется на свете, были таковы. Отчего, мол, Кодар не покидает своего зимника, словно лис забился в нору? И другое: что делать в этом доме невестке Кодара после смерти мужа? Думает ли она устраивать свою жизнь? Услышав это, старый Кодар почувствовал на душе холодок омерзения. Привкус ядовитой желчи был в этих сплетнях. Обычно такие разговоры заводят с целью перейти к открытому обсуждению насчет а м е н г е р а, нового мужа для вдовы, которого выбирает родня из близких членов семьи умершего. Не надо тратиться на калым, новый муж получает еще одну работницу в дом и становится наследником всего хозяйства родича-покойника. Таким образом, имущество не уходит за родовые пределы. И теперь будут подыскивать кого-нибудь, кто после смерти Кодара унаследует его скот и землю под паст-бища. Он догадывался, что сплетни распускают его же лицемерные родственники. Не могло обойтись без вмешательства не менее лицемерных старшин ближайших родов. Кодар стал вовсе избегать людей, неохотно принимал их у себя. Хотя бы на год оставили ее в покое, думал он, хоть до годовых поминок сына не рвали бы его жену из родного дома. Но клевета черная, зловещая накрыла этот несчастный дом. Увидев рассерженное лицо Кодара, старик Жампеис не осмелился рассказывать дальше. Но если бы даже и захотел, замкнутый, неповоротливый тяжелодум Жампеис не нашел бы нужных слов, чтобы передать своему другу по несчастью те разговоры, которые идут про него. И успокаивая себя тем, что он все равно не сумел бы пересказать услышанное, старый бобыль не стал утруждать себя, он решил, что все суды-пересуды прекратятся сами по себе. Но однажды в степи пастух встречной отары чуть не убил его, высказав чудовищное, гнусное предположение: – Говорят, что Кодар спит со своей снохой. Что ты можешь сказать об этом? Придя в неописуемый ужас, простодушный и кроткий старик впал в неистовство и закричал: – Замолчи, неверный! Будь я проклят, если что-нибудь знаю об этом! А ты прекрати… прекрати, говорю, молоть языком что попало! Однако пастух, встретившийся в степи, не был пустомелей, любителем разносить скверные новости. Увидев, как испугался и рассердился Жампеис, человек подумал: « Если бы этот бедняга знал что-нибудь, то не мог бы вести себя так. Скорее всего, он ничего не знает или не догадывается». Впоследствии этот пастух, по имени Айтимбет, порасспросил окрестных пастухов, таких же малоимущих скотом, как Кодар, как он сам, и пришел к выводу, что старик чист от наветов. Однако, несмотря на эти утверждения бедных, мелких степняков, имелось некое недремлющее око, надзирающее зловещую клевету, был некто скрытый, упорно распространяющий ее вопреки народному мнению. С того дня, как Айтимбет спрашивал у Жампеиса про старого Кодара и его сноху, подобные слухи, словно грязные волны, вновь и вновь возвращались к маленькому бедняцкому зимнику. На днях несчастному отцу нанесли в самое сердце еще один кровавый удар. Родственник Кодара аткаминер Суюндик подослал к нему некоего человека по имени Бектен, безбородого, похожего на скопца, очень болтливого и неразборчивого в том, что можно и чего нельзя говорить в лицо человеку. Он вызвал Кодара во двор и, оставшись с ним наедине, зачастил велеречиво: – Говорят ведь, что на чужой рот не найдешь затычки, – но вот послушай, что разнесли повсюду… Добрые люди, сочувствующие тебе, и сам уважаемый Суюндик – никто не мог приостановить эти слухи… А теперь, вот, так прямо и говорят… И Суюндик не может им заткнуть рты. Тут безбородый Бектен, несколько раз упомянувший имя Суйиндика, уставился на Кодара. – Послушай, что он может сделать… ведь повсюду болтают… Скверное говорят про тебя с твоей снохой. По-черному ругают вас… – Э-э, жаным, дорогой мой, чего ты несешь? А ну, сам сейчас же перестань болтать! – И, великан перед плюгавым Бектеном, Кодар готов был, казалось, затоптать его... Но тот не испугался и продолжал: – Этим разговорам поверил сам Кунанбай, он готовит тебе страшную расправу. Но Суюндик ведь не может позволить себе отдать родственника на растерзание. Он послал меня и велел передать: пока суд да дело, тебе стоит, пожалуй, переехать куда-нибудь подальше, затаиться и переждать… Весь дрожа от ярости и гнева, Кодар надвинулся на безбородого Бектена: – Уа! Пошел вон! С глаз долой! Ты думаешь, что Кодар, которого Бог покарал, испугается кары Кунанбая? Прочь со двора! - и выгнал Бектена. Но вспоминая его слова, Кодар вновь вскипал злобой и возмущением. Однако он и не подумал ничего сообщать Камке, по-отцовски оберегая ее чувства. Ему дороги ее детская привязанность и дочерняя верность. Черные дни скорби и печали сблизили их души теснее, чем сближает отца и дочь родная кровь. И хотя они могли теперь без утайки высказать друг другу все, что на сердце лежало, Кодар на этот раз пощадил ее чистые дочерние чувства и не рассказал ей обо всех этих ужасах… И вот теперь они вдвоем подошли к одинокому мазару, медленным шагом приблизились к земляной могиле. Кодар не знал поминальной службы по Корану, Камка тоже не умела читать, и потому оба про себя творили молитву, каждый свою, мысленно представляя светлый образ Кутжана. Они слали ему свои благословения, делились с ним своей тоскою, тихо, печально и нежно пеняли ему за то, что он оставил их одних на этом свете безо всякой надежды на встречу… Камка это и называла – «почитать из Корана»… Читают они таким образом молитву, и поливают могилу горючими слезами, отбивают перед нею, стоя на коленях, бесчисленные поклоны. А после долго сидят, плечо к плечу, не отрывая глаз от холмика. Им знаком на могиле каждый камешек, каждая травинка. Они сметают с нее нанесенный ветром степной прах, подправляют обвалившиеся места. На этот раз они засиделись на мазаре особенно долго. Вдруг сзади послышался быстро приближающийся дробот множества копыт. Кодар и Камка даже не обернулись. Подъехав вплотную, верховые остановились, собираясь спрыгивать с лошадей. Их было пятеро, каждый был крепкий, молодой джигит. Камысбай, атшабар волостного старшины Майбасара, возглавлял. Двое других – из рода Бокенши, остальные двое – из Борсак. Первым слезая с коня, Камысбай насмешливо буркнул: – Смотри, какой хитрец… Он никак не предполагал, что застанет Кодара и Камку на мазаре, при молитве у могилы. У каждого, кто увидел картину столь безысходной скорби, дрогнуло бы и похолодело сердце, но не у Камысбая. Забияка, смутьян, скандальный малый, это был самый подходящий подручный своего хозяина Майбасара. Остальные всадники, не решаясь сходить с лошадей, молча смотрели на двух молящихся у могилы. Казалось, что джигиты были смущены. Камысбай жестокостью не уступал хозяину, про этого Майбасаровского шабармана говорили: скажут ему срезать волосы, он отрежет голову. – Слезайте!– грубо рявкнул он, приказывая своим спешиться. Ему усердно подрушничал один джигит из борсаков, по имени Жетпис, младший брат известного в роду ругательного старика Жексена. Жетпис, подражая Камысбаю, с тою же насмешливой грубостью крикнул: – Ишь, и головы не повернет! Чтоб твоя голова тоже оказалась в могиле! Обернувшись и заметив, что эти люди что-то хотят сказать ему, Кодар спокойно, сдержанно спросил: – Люди добрые, чего вам надобно от нас? Камысбай, от внезапной злобы весь вскинувшись, топнул ногой и сразу же сорвался на крик: – Чего надобно? А надобно, чтоб тебя доставить к акиму! Сам главный правитель хочет видеть вас обоих! На Карашокы уже собралась вся знать, уважаемые люди тебя ждут! – И кто же будет эта знать? Кто правитель? – Правитель – сам Кунанбай, знать – все наши бии и аткаминеры. Тебя и твою подлую сноху хотят призвать к ответу. – К какому ответу? Что ты мелешь, негодник? – Ты что, не понимаешь? Да тебя сам аким округа вызывает! Вставай, поехали! – Чтоб с таким лицом, как у тебя, да не свидеться тебе с Богом! – воскликнула возмущенная за свекра Камка. – Отец, откуда этот дурень крикливый? – Это вам обоим никогда не свидеться с Богом! Скоро в аду окажетесь, нечестивцы проклятые! А ты, волосатый старый шайтан, поторопись! – крикнул Камысбай и, замахиваясь камчой, стал надвигаться на Кодара. – Эй, хватайте их! Вяжите, кидайте на коней,– скомандовал он своим подручным. Вначале четверо джигитов набросились на Кодара. – О, Создатель немилосердный, что еще ты надумал? – воскликнул он и, тряхнув плечами, сразу отбросил двоих, один из них, схватившись за окровавленный рот, рухнул на землю. Но в следующий миг остальные дружно навалились на могучего старика, заломили ему руки за спину и связали поводьями из сыромятной кожи. Потащили и Камку, подволокли к лошади и забросили в седло перед Камысбаем. Сзади Кодара взгромоздился Жетпис. Это был тоже малый рослый и здоровенный. Все остальные разом вскочили на лошадей, поскакали к косогору, за которым проходила дорога на Карашокы. Кодар разом сник, ехал, опустив голову. Ни сабли острой, ни пули нет у меня на них, думал он, томясь и негодуя. И слов нет на них, которые бы их остановили. И главному правителю сказать будет нечего. Даже родственнику, этому Жетпису, сидящему сзади, мне нечего сказать. Кодар не знал, что виновником всех его несчастий является именно этот пыхтящий за спиною родственник. Он и его старший брат Жексен – первый ругатель и кляузник на всю округу. Они в малом племени Борсак самые зажиточные. По родственным отношениям они ближе всех стоят к Кодару. Когда прошлой весною умер Кутжан, сломленные горем Кодар и Камка остались беспомощными. У них не было сил, не оказалось вьючных средств, чтобы кочевать на джайлау. Родственники не пришли к ним на помощь. И люди осудили этих родственников. Не дали, мол, даже одного верблюда на перекочевку. На все эти упреки в свою сторону Жексен отвечал, что ему не жалко вьючного скота, но просто у него нет желания помогать Кодару. – Душа не лежит делать добро нечестивцам,– говорил он. Этим самым он и положил начало сплетням, пищу для злых языков дал на сходке родов Борсак и Бокенши. Когда Суюндик потребовал у него объяснений своих слов, Жексен не стал больше говорить намеками. – Кафир проклятый, этот нечестивец Кодар вступил в связь со своей снохой. Что мне прикажешь делать? Родственные отношения с ним соблюдать, помогать ему? Да если я это сделаю – ты же завтра плюнешь мне в лицо! После этой сходки невольным распространителем сплетен стал и Суюндик. Но когда слухи уже обошли почти всех, он в чем-то засомневался и решил еще раз все прояснить с Жексеном. И тот привел новый довод. В начале весны, когда настал день семидневных поминок по Кутжану, сломленный горем Кодар, со слезами отчаяния на глазах, взбунтовался: – Я остался на свете один-одинешенек, как перст. Такое проклятье ниспослал на меня Всевышний. Но я хочу знать, за какой грех наказал меня Аллах смертью моего единственного сына? После такого наказания нет такого греха на свете, который страшно было бы мне совершить. Раз со мною Аллах так поступил, то и мне, выходит, можно ответить ему тем же. Не раз размышляя над этими словами, Жексен задавался себе вопросом: чем же собирается этот кафир ответить Богу? И отвечал себе: конечно, святотатством своим, грехом со снохой Камкой. Его надо изгнать от нас. Однако самая главная причина, из-за которой Жексен хотел бы изгнания Кодара, была от всех глубоко скрыта. Не мог же он открыто сказать Суюндику: «У Кодара немало земли. Он мой самый близкий сосед по зимнику. Человек он никому не нужный, бесполезный, зачем ему земля? Сделаю так, чтобы его отсюда изгнали, и тогда я могу легко присвоить его угодья». И слухи распространялись, дошли до Кунанбая. После того, как на сходке рода Сыбан у Солтыбая высмеяли весь род Тобыкты, Суюндик почувствовал, что нарыв зреет, нарастает все больше. И он решил сам провести дознание, для чего второй раз навестил Жексена. Также побывал и поинтересовался о наветах на Кодара у ближайших его соседей. Все они во главе с пастухом Айтимбетом уже разобрались во всем – люди скромные, бедные, которым за тяжкими трудами их было не до сплетен и праздных разговоров, они говорили о Кодаре и его снохе только хорошее, больше всего сочувствовали тяжелому горю, которое постигло их. |
![]() | Творчество классика английской литературы XX столетия Ивлина Во (1903‑1966) хорошо известно в России. «Возвращение в Брайдсхед» (1945)... | ![]() | Русский язык в постсоветском мире: уход и возвращение? Опыт Монголии. Материалы Международной научно-практической конференции, Улаанбатар,... |
![]() | ![]() | ||
![]() | Амора Гуань-Инь Плеядеанские практики Божественного Потока: Возвращение к Источнику Бытия | ![]() | И тогда я отвечу "Деймона". Ты не поверишь, если не видел нас всего пару дней назад |
![]() | И тогда я отвечу "Деймона". Ты не поверишь, если не видел нас всего пару дней назад | ![]() | Сколько энергии в природе расходуется на разложение и возвращение веществ в биогеохимический кругооборот |
![]() | И тогда я отвечу "Деймона". Ты не поверишь, если не видел нас всего пару дней назад | ![]() | Душепопечительский православный центр имени Святого Праведного Иоанна Кронштадского http |